Обладателем Гран-при Рейтинга промышленных предприятий в 2024 году стало ПАО «Ростелеком» — крупнейший в стране универсальный оператор связи и системный интегратор. О роли компании в технологической перестройке российских предприятий, кибербезопасности, сетях 5G и инженерных решениях будущего — в интервью с директором макрорегиона «Северо-Запад» Александром Логиновым. Современный человек привык к маленьким, но постоянным технологическим революциям. Некоторые из них происходят громко — как формирование рынка смартфонов или недавно пришедший в жизнь обывателя ИИ. Некоторые какое–то время понятны только специалистам. Давайте начнём с минутки визионерства — какие тектонические изменения на телеком–рынке и в IT вы предвидите, а может быть, уже и видите? — Я думаю, основные тренды лежат на поверхности. Прежде всего — искусственный интеллект и всё, что вокруг него. Это банально, но это факт. И работа по этому направлению уже ведётся. Например, у нас есть двухчасовой курс для руководителей по обучению системам ИИ. И это правильно: такие технологии окружают нас повсюду, хотя на поверку пока очень мало людей осознанно ими пользуются. Если говорить о том, куда будет двигаться инженерная мысль, я бы назвал два направления. Первое — это здоровье человека и всё, что развивается на стыке биологии, живого с ИТ. Во многих странах проводятся эксперименты и опыты в этом направлении, уже есть протезы, которые управляются силой мысли. Существуют технологии, которые позволяют на основе больших данных определять, какие бактерии есть у нас в организме, что более подходит именно нам и нашему «внутреннему миру», а что менее. Можно даже выработать специальный режим питания, чтобы чуть дольше удалось пожить. Второе — всё, что связано со счастьем и радостью. С помощью искусственного интеллекта цивилизация будет восполнять то, чего не хватает людям. В нынешнем безумном мире жажда жизни, жажда счастья, радости станет точкой приложения технологий. Информационные технологии начинались с построения качественно новых связей между людьми, а теперь они сконцентрируются на каждом конкретном человеке, на его гармонизации. И естественно, на связях с техногенным миром, который теперь стал полноправным субъектом коммуникации. Всё это будет основываться на больших данных и на хранилищах этих данных. Отсюда вытекают технические задачи. Например, нам понадобится инфраструктура с точки зрения развития не только оптоволоконных каналов связи, но и центров обработки данных (ЦОД). И не только в крупных городах, таких как Петербург или Москва, — они будут создаваться везде, близко к клиенту, абоненту, к тем местам, где производятся данные. В ЦОДах будут крутиться умные платформы и там же будет храниться информация. В качестве самого известного примера могу привести «Госуслуги» и его подсистемы. Если говорить про какие–то уникальные технологии или конкретные устройства, тут можно пофантазировать. Мне кажется, смартфоны в таком виде, как сейчас, перестанут существовать, точнее, сильно трансформируются. По самому простому варианту их заменят очки с дополненной реальностью — таким методом мы будем получать информацию в будущем. Следует ждать появления новых периферийных устройств, которые влияют на зрение, слух, осязание, обоняние и которые смогут передавать огромное количество информации по радиоканалу. Причём не по проводам, а через новые сети 5G или 6G. Такой стандарт фактически разработан: 5G уже позволяет передавать огромные потоки, сравнимые с оптоволоконной средой. На следующем этапе — 6G — нас ожидает кратное увеличение скоростей. На фоне всего этого ещё большее внимание придётся уделять информационной безопасности. Чем больше информации, тем больше она нуждается в защите. Уже сегодня виртуальная реальность и виртуальные данные — это обыденность, важная составляющая нашей жизни, и защищать её — наша обязанность, хоть это очень непросто даже тем, кто вроде бы связан с отраслью. Далеко ходить не будем: на днях взломали мой Google–аккаунт. Хорошо, что у меня была установлена многофакторная идентификация, а для разных сайтов я завожу разные пароли. Такие способы защиты уже становятся своеобразными киберпривычками для многих из нас, и благодаря им мои основные жизненно важные системы не были взломаны. Тема кибербезопасности важна, конечно, не только в личной жизни. Это направление — одно из важнейших в деятельности «Ростелекома», например в части противодействия DDoS–атакам. По нашим данным, максимальная мощность одной атаки в первом полугодии 2024 года выросла почти в 7 раз в сравнении с аналогичным периодом прошлого года, до 1,2 Тбит / с. Самая долгая DDoS–атака с начала года — 35 дней. Для борьбы с DDoS–атаками мы используем собственные разработки, которые, например, предполагают несколько этапов фильтрации в геораспределённых узлах по всей России. Вы упомянули про 5G. Каковы, на ваш взгляд, перспективы перехода на этот стандарт в России в ближайшие годы? И есть ли в этом смысл в условиях, когда потенциал 4G реализован не полностью, в том числе в условиях недостатка оборудования? — Даже если переход на 5G состоится завтра, мы — обычные пользователи — этого не заметим. Нам физически такие скорости применить пока негде. Сейчас они нужны прежде всего для современных автоматизированных производств. Весь мир пока идёт по пути создания локальных зон 5G для высокотехнологичной промышленности. Надо ли развивать в этом направлении сети общего пользования? Конечно надо. Но миром управляют финансисты. Естественно, перед тем как инвестировать, мы думаем: а как мы деньги назад вернём? За счёт чего? Кто будет платить за добавленную стоимость? Вот за 5G, к примеру, сейчас может платить только бизнес, который организует у себя закрытые сети для быстрой передачи информации. Чтобы внедрить 5G повсеместно, надо всю сеть фактически построить заново. И с точки зрения экономики, скорее всего, это будет происходить совсем не так, как раньше. Нет смысла каждому оператору создавать собственную инфраструктуру. Поэтому развитие 5G–сетей будет связано, на мой взгляд, с созданием крупного инфраструктурного игрока, который и будет содержать сети, а операторы — и существующие, и новые — смогут ими пользоваться. Эта схема вполне рабочая: уже сейчас многие новые игроки работают на сетях «Ростелекома» и Т2. Можно даже догадаться, кто будет таким оператором… — У «Ростелекома» есть инфраструктура, оптика, башни, опоры, люди, которые всё это эксплуатируют и обслуживают. Наверное, мы ближе всех стоим к созданию такого оператора — и с точки зрения производства телекоммуникационного оборудования тоже. В связи с санкциями мы уже освоили это направление — пока, естественно, для 4G. Причём производством занялись именно у нас, в Петербурге. На базе завода «Авангард» заработала наша дочерняя компания «НПО РТТ», которая начала с выпуска камер, модемов, маршрутизаторов, другой периферии. А в мае этого года мы выпустили тестовый образец первой российской базовой станции. Сейчас проходит стадия тестирования, команды допиливают программное обеспечение — ядро сети. Это оказалось самым сложным. В ближайшие месяц–два эти станции появятся на сетях российских операторов. Конечно, мы в самом начале пути. И очевидно, что нам, как стране, нужно было бы заняться этим 10–15 лет назад. Поэтому говорить о том, что сейчас мы можем свободно соперничать на мировом рынке с ведущими производителями, я бы не стал. Но пройдёт какое–то время, и, полагаю, в отдельных сферах мы сможем составить им конкуренцию. Я правильно понимаю, что система центров обработки данных, которая сейчас незаметно для пользователя создаётся в том числе «Ростелекомом», станет основой сетей будущего и изменит IT–сферу так же, как когда–то оптоволокно, пришедшее на смену меди? — Все платформы, которые окружают нас сейчас, — «Госуслуги», различные информационные системы (а в Петербурге их очень много: видеонаблюдение, ЖКХ, туристическая сфера, курортный сбор) — не в воздухе находятся, а на вычислительных мощностях, в ЦОДах. И таких облачных сервисов будет становиться всё больше и больше, и для некоторых из них окажется критичной задержка прохождения сигнала или, если на стороне пользователя, задержка отклика. С точки зрения безопасности и доступности хочется, чтобы устройство, которым ты пользуешься, было всегда «на связи» — даже если, например, экскаватор порвал кабель. Поэтому центров обработки данных будет больше и они будут именно регионального формата, ближе к клиентам и к месту возникновения информации. Мы действительно ещё не осознаём, что находимся в самом начале пути создания сети таких больших дата–центров. Их пока очень немного, и все они загружены. Например, в нашем первом дата–центре на улице Жукова в Петербурге, который открыли в 2021 году, нет свободных стойко–мест. Ещё один ЦОД строится, следующий проектируется. Идёт очень мощный рост, и конца пока не видно — данных будет всё больше и больше. Если вновь вернуться к вопросу про визионерство, то хочется отметить вот что: мы все привыкли, что на работе есть компьютер, подключённый к локальной сети, что где–то стоят сервера, а высококвалифицированные специалисты помогают сотрудникам переустановить программное обеспечение, если что–то вдруг случилось. Но, возможно, эта модель в ближайшем будущем перестанет существовать. Уже есть опытные образцы, внедрённые во многих прогрессивных компаниях, — так называемые VDI–системы. Это принципиально другой подход к построению сети. По такой системе на рабочем месте у нас будет не компьютер, а лишь периферийное устройство: экран (возможно, сенсорный), мышка, клавиатура, если нужна. И все эти устройства через канал связи подключены в серверную. А в идеальном формате серверная находится не в офисе, потому что сервера требуют обновления и поддержки и не для каждого бизнеса нужен собственный ИТ–специалист. Поэтому эти мощности будут располагаться даже не на предприятиях, а в таких компаниях, как «Ростелеком», которые будут отвечать за хранение данных и их безопасность. А бизнесу, не имеющему профильного направления, нет необходимости обслуживать эти сервера и переплачивать. Скорее всего, работоспособность этой системы будет обеспечивать один человек, который будет обслуживать не одно такое предприятие, а может быть, десять или сто. И эта модель в ближайшее время начнёт работать не только в крупных корпорациях, где мы сейчас экспериментируем, но и в небольших компаниях. — Можно сказать, в какой степени такая схема снизит затраты среднего пользователя? — Пока такие выводы делать преждевременно, потому что сейчас, повторюсь, это не внедрено массово. Это новое направление на рынке, поэтому его пока невозможно масштабировать. Конечно, те услуги, сервисы, где мы давно присутствуем на рынке, легко собираются в коробочные решения, из которых уже можно создавать отдельные отраслевые решения для конкретных бизнесов. Такие индивидуальные предложения рассчитываются исходя из экономической целесообразности для конкретного предприятия. Но всегда такой процесс идёт постепенно: сначала создаётся что–то небольшое, штучное, а потом уже становится массовым. К тому же, чтобы запускать коробочный продукт, нужна мощная инфраструктура ЦОДов, и она будет создаваться. Этот рынок пока вообще не освоен. Насколько создание подобного розничного продукта целесообразно для такой крупной компании, как «Ростелеком»? И не будет ли он лучше, если появится на конкурентном рынке? — Конкуренция всегда приводит к росту качества услуг либо к снижению их стоимости. В целом для страны, для общества, для города — это очень правильно. В этом смысле мы — как большой корабль, который ловит рыбу: заходим в большую бухту, то есть город, и собираем хороший улов. Но в маленькие бухты на таком корабле не сможем зайти, для этого существуют рыболовецкие шхуны, которые ловят рыбу и часть оставляют у себя, а часть перегружают на большой корабль под названием «Ростелеком». Так работает телекоммуникационный рынок. Мы владельцы огромной инфраструктуры связи в стране, один из самых крупных провайдеров интернета и того, что с ним связано. Небольшие компании могут быть в чём–то быстрее. И это здорово воспитывает нас. Поэтому есть вероятность, что и коробочные продукты будут создаваться в коллаборации с другими компаниями. Стратегия таких партнёрств — это выигрышная стратегия. Потому что, когда ты варишься в собственном соку, ты стагнируешь, а когда взаимодействуешь с молодыми предпринимателями, с новыми бизнесами, со стартапами, то у тебя рождаются совершенно новые возможности. У нашей компании более 200 зависимых обществ. Ведь мы развиваемся не только и не столько в телеком–индустрии. Например, более 700 комплексов фотовидеофиксации нарушений ПДД в городе — наши. Ещё мы создаём медицинские информационные системы, где одна медицинская карточка, где бы ты ни был, что бы ни случилось, предоставит врачу все данные. Мы внедрили систему искусственного интеллекта в работу Центрального архива медицинских изображений, и теперь на базе анализа огромного количества снимков лёгких ИИ делает предположение о наличии других патологий, например онкологических. Всё это мы создаём в партнёрстве. Поэтому на небольшие предприятия правильно смотреть как на партнёра, с которым вместе мы можем найти что–то новое. Связь всегда была сферой полувоенной, а сейчас вам приходится развиваться в сегментах, где люди совершенно другие, условные айтишники. Они требуют особого подхода. Как в филиале строится работа с персоналом и каковы вообще принципы управления? — Во–первых, у нас до сих пор есть основа нашего производства — инфраструктура. Там по–прежнему живы традиции и работает много людей старшего поколения: такие вот, знаете, олдскульные связисты. Эта культура до сих пор существует. Но действительно, приходит всё больше и больше молодых людей, для которых гораздо важнее комфорт, чем деньги. И поэтому мы должны создавать комфортные условия труда, использовать разного рода гибридные форматы работы. Я знаю предприятия, которые напрочь отказываются от гибридных форматов, и считаю это неправильным. Должна быть возможность гибкого графика — это сильно удерживает людей. А ещё люди должны чувствовать заботу о себе. И это должно быть в культурном коде сегодняшнего современного предприятия. В сегодняшней стрессовой ситуации хорошо, если рабочее место ощущается как островок психологического спокойствия. Человека должно тянуть на работу. Моя задача как руководителя создавать такие условия. Ещё одно направление — работа с талантами, поиск этих талантов. Мы должны вытаскивать их с рынка и следить при этом, чтобы те, кто уже с нами, не уходили в другие компании. Нужен индивидуальный подход к людям. Благо сейчас наши платформы на базе ИИ могут в этом помочь. Например, человек привык ходить в одно и то же время в отпуск, и умная система напоминает: «Не пора ли тебе в отпуск, коллега, помнишь, ты в прошлом году ходил?» И таких высокотехнологичных фишек по работе с персоналом у нас очень много. А вам не кажется, немного возвращаясь назад, что мы всё–таки излишне очарованы искусственным интеллектом и часто возлагаем на него неоправданные надежды? — Это очень хороший помощник, инструмент. Когда со счётов перешли на калькуляторы, исчезла лишняя работа у бухгалтеров. Так и здесь. Мы стали делать больше тем же количеством людей, стали решать более серьёзные задачи. Например, у наших сотрудников есть доступ к нейрошлюзу — сборнику огромного количества разных программ для работы со звуком, текстом, изображением. Там можно мгновенно сделать протокол совещания или презентацию. Да вот запись нашего разговора мы туда загрузим и получим расшифрованную, с основными тезисами. Хотя, конечно, ИИ не всесилен. Недавно у нас был казус: у технарей стартовала программа обучения и, чтобы туда попасть, нужно было сдать тесты и написать мотивирующее письмо, почему ты должен там оказаться. Заявок оказалось огромное количество, и обрабатывал их искусственный интеллект. Один из наших коллег сдал все тесты на отлично — сам отличный специалист, мастер своего дела. А мотивирующее письмо написал слабенько, не расхвалил себя. И нейросеть, которая анализировала это письмо, не пустила его на следующий этап. Коллега возмутился — он реально хочет учиться и действительно заслуживает этого. Пришлось вмешаться, что называется, в ручном режиме. Так что не всё пока можно доверить машине, в центре системы всё равно должен оставаться человек.