Как помочь ребенку быть счастливым в дружбе, любви и других отношениях?
Возможно вы задаетесь вопросом “Почему у моего ребенка нет друзей?”, “Почему у ребенка или подростка такая низкая самооценка?”, переживаете о том, что ребенок или подросток испытывает трудности в общении?
Если вы хотите понять, как помочь своему ребенку или подростку построить здоровые отношения, то придется поговорить о личных границах.
Опять эти личные границы!
Сейчас существует тенденция (а может, так было всегда, и это нормальный механизм), когда некоторые психологические термины или определения выходят в массы, и каждый использует их как хочет, подстраивая под себя.
Сегодня с кем-то не согласился, оставаясь при своем мнении — и вот ты уже токсичный нарцисс, которому “лишь бы не согласиться” и который “всегда только о себе думает”. Вчера ты разозлился на навязанные неподходящие условия — и вот ты уже абьюзер, “не можешь, что ли, спокойно сказать”.
Почему я думаю, что эта тенденция, возможно, нормальный механизм? Потому что, когда человек узнает что-то новое для себя, он использует это где надо и где не надо, как бы примеряя к себе в разных ситуациях — подходит ему это или нет. (Подспудно нарушая где-то чужие границы )))
Мне также нравится сравнение этого механизма с маятником, как у Франсуазы Дольто в книге “На стороне ребенка”.
В начале книги она пишет о том, что в былые (хочется добавить “и темные”) времена детство особо не ценилось человечеством. Считалось, что пока ты ребенок — ты недочеловек, не личность, уважать тебя еще не за что. И значит я, твой взрослый, могу позволить себе все, что угодно. Ты можешь быть моим слугой, можешь быть моей игрушкой. Ты для меня всего лишь пока объект. Никто мне и слова не скажет, если я применю любое физическое, эмоциональное или сексуальное насилие по отношению к тебе, потому что это обычное дело.
Прошло много времени, прежде чем людям стало понятно, что так нельзя и что детство — очень важный этап становления взрослого.
“И маятник качнулся в другую сторону”, — пишет Франсуаза.
Люди стали чрезмерно превозносить детство, появились детоцентрированные семьи, где ребенок становится центром семейной вселенной, вследствие чего нарушается здоровая иерархия. Ребенок становится главным. В попытках прислушаться к потребностям ребенка ему отдается ответственность решать за ВСЕХ. Например, куда семья поедет в отпуск, где она будет жить, что будет есть и т. п.
В итоге ребенок принимает на себя роль взрослого (а взрослый в семье — это тот, кто способен обрабатывать свои потребности и потребности другого), а родители — роль детей, послушных своему “взрослому”, отдавая ответственность за свою жизнь, за свое состояние, физическое или эмоциональное. Естественно, что ребенку такое не под силу, он не справляется и остается виноватым.
“Это из-за тебя мы поехали на Дворцовую площадь, а не в кино, а ты теперь ноешь!”
“Это из-за тебя я так сильно разозлилась, что пришлось тебя ударить! Сам виноват, нечего меня доводить!”
Но непосильная ноша ответственности за взрослого или собственная сверхценность для родителей так же разрушает детский организм — и психически, и физически, как и обесценивание детства и личности ребенка.
(Это не прямое цитирование, если что. Это то, что я запомнила из начала книги “На стороне ребенка”, разбавленное моими личными суждениями и профессиональными наблюдениями.)
Возможно, выйти из крайности неуважения к детству в крайность превозношения детства было единственным способом что-то изменить. А теперь задача человечества — найти точку между двумя крайностями — с уважением к детству и к задачам возрастного развития, но без фанатизма. Где взрослые и дети — каждый на своем месте (а это, к слову, о личных границах в том числе).
Возвращаюсь к первой мысли о том, что сейчас некоторые термины беспорядочно и часто неуместно используются.
Возможно, чтобы выйти из крайности непонимания себя в отношениях (“и так нормально; есть рядом человек, уже хорошо; бог терпел и нам велел”), надо сначала перейти в другую крайность (“все не так; все не подходит; все абьюзеры и нарциссы”), чтобы появилось пространство для чего-то среднего (“как мне нравится, а как нет; чего хочу, чего не хочу; с чем готов/а мириться, а с чем нет; вот здесь ты перегнул палку, а здесь все нормально”).
Так вот, про границы.
Границы — это когда есть я и есть другой, а между нами воображаемая линия/забор (подставьте что-то разделяющее, что вам больше нравится). Мы не одно целое, мы разные люди.
Личные границы — это мое пространство, моя территория, мой мир, физический и психический.
Некоторые люди раздраженно меняются в лице и голосе, когда слышат про личные границы. Они объясняют свое раздражение “модой на психологию” или тем, что термин слишком часто и неуместно используется (привет, механизм маятника) — мол, сейчас что ни сделай, все личные границы нарушишь.
Ну, в целом, да!
В нашем общении мы действительно то и дело нарушаем границы друг друга и даем нарушить свои. Буквально в мелочах.
Например, когда малышу надо сделать укол, а он, естественно, против — приходится делать укол без его согласия, нарушая его границы, и физические, и психические.
Его взрослому приходится делать такой выбор, понимая, что малыш расстроится/обидится/разозлится/испугается.
“Мне жаль, извини, что тебе придется пережить это, но это нужно для твоего здоровья”, — так говорила я своему на тот момент годовалому сыну, когда надо было убрать сопли из его носа соплеотсосом.
Когда мой партнер просит закрыть окно, потому что ему холодно, а мне в этот момент душно — он намеревается зайти за мои границы. Я, в случае согласия, добровольно двигаю их.
Или когда двухлетний малыш прыгает на уставшую маму, обнимает ее, целует, и из потребности во внимании и ласке нарушает границу между собой и мамой. “Ну мне же сейчас хочется, а значит и маме тоже хочется!” Для малышей нормально не разделять потребности на свои и мамины.
Означает ли это, что тогда этих границ не должно быть? Означает ли это, что нам можно даже не оперировать таким понятием, как “личные границы”, и не задумываться о них, если мы их в быту то и дело нарушаем?
Нет.
Хотите вы того или нет, но ваши границы и границы другого человека существуют, даже без вашего желания. Просто вы либо их чувствуете, либо нет, либо не очень и не всегда.
Границы другого могут действительно раздражать.
Например, раздражать тех, у кого нет опыта учитывать эти границы, чувствовать их, иметь их в виду. Кому привычнее пользоваться только своей властью, видеть в человеке объект, на который надо влиять. Например, родитель, который считает, что до сих пор имеет и должен иметь большое влияние на подростка. Заставлять его слушаться, заставлять выполнять свои обязанности, заставлять думать подростка так же, как он, родитель, придерживаться его ценностей, его мировоззрения.
“Я не хочу все время думать о том, что можно сказать моему ребенку, а что нельзя, что можно ему сделать, а что нет! Какого черта, может мне его еще в попу поцеловать?!”
Но дело в том, что если не существует границы между мной и другим, то границ как бы нет ни у кого. Если я не хочу принимать во внимание границы другого, то это означает, что я и свои не “секу”.
Между нами нет разделения, а это значит, что территория наша как бы общая.
Как быть тогда с правилами, если территория одна на двоих (как минимум)? Чьи правила учитываются, а чьи нет?
В детско-родительской паре в таких случаях — кто сильнее, тот и прав. Потому что родитель и ребенок — не равные по статусу, по силам и по возможностям люди. Ребенок априори слабее взрослого, из-за чего он нуждается во взрослом, зависит от него. Поэтому правила на этой общей территории устанавливает взрослый, а ребенок, если хочет выжить, вынужден подчиняться всему, что диктует взрослый.
Здесь мне важно оговориться. Взрослый на то и взрослый, чтобы принимать на себя ответственность за некоторые решения и диктовать некоторые правила. В основном это те правила, которые связаны с безопасностью: не лезть в розетку металлическими предметами, не переходить дорогу на красный свет, возвращаться домой к определенному времени, не пить/не курить/не принимать наркотики и тому подобное.
В семьях, где границы не признаются или не чувствуются, дети не злятся на родителя (открыто или даже в мыслях не допускают), потому что родителю это не нравится, он считывает это как неуважение/нападки на свою личность. Чтобы не быть изгнанным или отверженным, ребенок приспосабливается к условию пребывания на (как бы) общей территории — не злить папу или маму. Но злость невозможно отрезать от себя, поэтому такой ребенок выбирает перенаправить эту злость. Может на брата или сестру, может на домашних животных, может на сверстников. Нарушая их границы, в свою очередь. Но самое печальное, когда ребенок или подросток режет себя, не уважает и ругает себя, обесценивает и критикует. Таким образом направляя злость на себя — занимаясь самобичеванием и самоповреждениями.
В семьях, где границы не признаются или не чувствуются, на детей сливают свои негативные чувства, даже те, которые могли возникнуть в общении с другим человеком (начальник, коллега, сосед, муж/жена) — злость, обида, вина, стыд, страх. Потому что ребенок — часть моей территории. А на своей территории что хочу, то и делаю. В таких случаях ребенок из живого растущего человека превращается в контейнер для чувств взрослого, принимая поток в себя, помогая тем самым взрослому справиться со своим потоком.
В семьях, где границы не признаются или не чувствуются, дети научаются стараться не доставлять неудобств своему родителю, стараться угадывать его настроение, чтобы подстроиться. Короче, стараются соответствовать всеми доступными способами: не отсвечивать, соглашаться на все без разбора, принимать его мнения/убеждения.
— Изя, немедленно иди домой!
— Мама, я что, замерз?
— Нет, Изя, ты хочешь кушать!
В семьях, где границы не признаются или не чувствуются, дети научаются прислушиваться ко взрослому, но не к себе.
Я не просто так, кстати, пишу “родитель” в единственном числе. Чаще всего в такой супружеской паре у обоих стерты границы, но кто-то один подстраивается под другого. В итоге в такой семье, по факту, вся территория — это территория кого-то одного, под кого подстраиваются все остальные члены семьи. Этим человеком может быть как мама, так и папа. А так же иногда как бабушка, так и дедушка, как тетя, так и дядя.
К слову, сюда же: в семьях, где границы не признаются или не чувствуются, ребенок, вырастая, перенимает модель одного из своих взрослых — находясь в паре (а впоследствии в семье), он либо делает все своей территорией, на которой правила в основном его, либо подстраивается под другого, под его ценности, мнения, следуя его выборам и решениям.
Как понять свои личные границы?
Обнаружить себя — свои чувства, свое мнение, свои потребности, свои ценности.
Это возможно сделать в отношениях с кем-либо. Пока ребенок растет, за это ответственны родители — помогать ему обнаруживать себя. Личные границы ребенка развиваются, в первую очередь, в детско-родительских отношениях.
Чтобы у ребенка была возможность прислушиваться к собственным чувствам, формулировать свое мнение, распознавать свою потребность, у него должна быть своя территория для этого.
Когда я говорю «территория», то имею в виду и физическую реальную территорию, и психическую.
К реальной физической территории относятся:
В первую очередь тело.
Это физическая, собственная, неприкосновенная территория. Все телесные наказания (шлепки, удары чем-либо, толкания, хватания) — нарушение границ. Все объятия, поцелуи и другие прикосновения к телу, в тот момент когда хозяину тела не хочется этих прикосновений, — нарушение границ.
Здесь очень часто возникает напряжение между родителем и ребенком в семьях, где границы не признаются или не чувствуются. Родителю хочется проявить (или получить?) нежность, а ребенку сейчас не хочется. Родитель обижается (а точнее, реагирует из той части себя, которая имела опыт отвержения/покинутости в маленьком возрасте), и скорее всего ребенок сделает выбор в пользу не обидеть маму или папу, но при этом пожертвует собой, своим навыком прислушиваться к себе и понимать “а мне как? а я хочу или нет?”.
Так же к телесной территории относится понимание “холодно мне или жарко”, “хочу я есть или сытый”, “сильно я устал или совсем чуть-чуть”.
Я, например, из тех родителей, которые, когда замерзли, обязательно напялят на ребенка две кофты и три пары носков.
“Раз мне холодно, то и ему тоже!” (почти как в анекдоте выше, про Изю).
Это при том, что моему сыну на данный момент 10 лет, а не два года, и он может сам понять, холодно ему или нет. Мне приходится почти каждый раз напоминать себе усилием воли, что мы отдельные люди с разной температурной регуляцией. Благо, этого нельзя не заметить. Когда мне нормально, мой сын, обычно, в это время покрывается легкой испариной.
К слову, моя мама делала так же по отношению ко мне и делает так же по отношению к внукам. А хорошо, все-таки, что с психологической наследственностью чуть легче, чем с генетической.
Свой уголок в доме, где можно побыть наедине с собой хотя бы какое-то время.
Свои собственные принадлежности: школьные, гигиенические, игрушки, одежда, обувь и т. п.
К психической территории относятся:
Собственные потребности.
Например, в безопасности — когда я живу в своей семье в уверенности, что меня не оставят в трудной ситуации, не выставят из дома, не оставят без еды/воды/сна, не побьют, не убьют. Многим детям достаточно угроз чем-то одним или всем из перечисленного, чтобы они не чувствовали себя в безопасности внутри своей семьи.
А также многие другие свои потребности (в принятии, нежности, близости, отдельности, признании и уважении) в семьях, где границы не признаются или не чувствуются, ребенку сложно распознать.
Потому что он в этот момент обслуживает потребность родителя. Например, в признании и уважении. И тогда ребенку приходится все время подтверждать авторитет и право взрослого на всю их как бы общую территорию, а значит, и право распоряжаться его, ребеночьей, жизнью. Психология подростков такова, что они авторитет своего взрослого, наоборот, должны подвергать сомнению. Но для некоторых подростков бросать вызов такому родителю жутко страшно, подобно смерти. Они скорее выберут и дальше оставаться ребенком, чтобы продолжать подтверждать авторитет своего взрослого. И в 30, и в 40 лет, и даже когда тот взрослый уже умер. Или находят себе такого партнера, чей авторитет и право на территорию могут подтверждать так же, как когда-то своему взрослому.
Ценности
Вкусы
Взгляды
Мнения
Также у ребенка должно быть пространство для собственных решений, выборов и встречи с последствиями своих решений и выборов.
Чем старше становится ребенок, тем больше у него этого пространства. Родительские ограничения нужны в основном там, где есть реальная угроза жизни или здоровью.
Почему важны личные границы?
Ребенок, в семье которого признают и чувствуют границы, может спорить с родителями, отстаивая свое мнение, может выразить свое недовольство или злость, если на его территорию посягнули.
Ребенок, в семье которого признают и чувствуют границы, обладает здоровым эгоизмом, потому что умеет прислушиваться к себе.
Ребенок, в семье которого признают и чувствуют границы, может искренне извиниться, потому что может ощутить, что сам зашел на чужую территорию.
Ребенок, в семье которого признают и чувствуют границы, может спокойно просить о помощи и благодарить словом “спасибо” или каким-то другим адекватным эквивалентом, без мучительного желания добавить еще вагон чего-нибудь в подарок.
Ребенок, в семье которого признают и чувствуют границы, вырастая, умеет быть в по-настоящему близких отношениях с партнером или другом. Не сливаясь в единое целое безграничное и не держа партнера или друга на большом расстоянии. Точнее даже так: он умеет то сливаться, то отдаляться, в зависимости от обстоятельств и своих